Я дрался в Новороссии![сборник] - Глеб Бобров

Он вместе с напарником вышел из салона. Мы, то есть народ, понимающе глянули друг на друга: все закончилось обычным военным ликбезом, а уж что такое "зеленка", гражданские этим летом уяснили быстро -- по-нашему лесопосадки вдоль полей.

Водитель коротко "бибикнул" ополченцам, объехал буквой "S" блок-пост и двинулся дальше. На встретившихся еще двух ополченских "блоках" к нам даже не заходили в салон: водила просто выглядывал из кабины и здоровался. Нас пропускали.

Ближе к Лисичанску трасса стала хуже. "Газель" ощутимо качало, но водитель практически не сбавлял скорости.

Так на одном дыхании добрались до первого поста ВСУ. Здесь нашу машину окружило человек 20 вооруженных военных.

-- Всем выйти с вещами! -- раздалась команда.

Я вышел одним из последних. Из вещей у меня была маленькая сумочка через плечо. В ней -- паспорт и банковская карта.

Осмотр вещей пассажиров занял продолжительное время. Военные, среди которых превалировали личности с совершенно разными нашивками, по-хозяйски рылись в сумках. Другие в это время проверяли документы пассажиров. Подошла моя очередь.

-- Че не в армии? -- лениво процедил мне проверяющий.

-- Родители в Луганске и семья, -- ответил я заученной фразой.

Ответ был так себе, будь на мне толстые очки или еще какой визуальный недуг, голову бы вряд ли морочили. Но к своим 35 годам я не отрастил брюшко, на зрение не жаловался, а каждодневная жажда выжить вкупе с простым питанием привели к тому, что выглядел соответствующе призывному возрасту.

-- Ну, вот у меня тоже семья, родители, но воюю же! -- заявил мой визави.

Мы оба понимали, что данный диалог не имеет смысла: военный откровенно куражился над гражданским, который, в свою очередь, отлично разумел, что в серьезных заварушках вояка не участвует.

Не знаю, что случилось -- то ли жара, то ли нервы, но я вдруг осатанел:

-- Знаю, что скажу глупость, но это не моя война! Я -- обычный человек, к автомату непривычен, выполнять команды неспособен. Меня учить -- только время тратить!

-- А ты че думаешь, я что ли всю жизнь в форме хожу?! -- военный и вправду обозлился. -- Да я до войны грузчиком работал, но вот пришла время и я теперь родину защищаю!

Он даже как-то непостижимым образом грудь втянул и на меня посмотрел со значением, мол, кто был никем, тот станет всем.

Я деланно "потух" и этот факт был оценен должным образом.

-- Ладно, что в сумке?

Раскрыл, показал.

-- Так ты, значит, голосуешь на своих еханых референдумах против Украины, а потом к нам за нашими деньгами ездишь! -- военный потрясал банковским прямоугольником и всей своей гордой посадкой головы демонстрировал решимость пригвоздить предателя к позорному столбу, а то и вовсе распять прямо на нем. Мне оставалось тупо молчать.

-- Ладно! Иди!

Двинулся к "газели". Сел в салон. Меня ощутимо трясло.

***

Банковское отделение выглядело стандартно -- пластик внутри и снаружи, несколько кабинетов.

Я подошел к кассе.

-- Хочу погасить кредит! -- твердым голосом заявил девушке в окошке.

Она попросила карту, провела ею по считывающему устройству. Посмотрела на меня. Что-то в ее взгляде было... Такое... Трудно описать. Недоверие? Сочувствие?

-- Вам в кабинет напротив! Вот ваша карта!

Повернулся, чувствуя спиной ее взгляд.

Решительно открыл дверь указанного кабинета. Это был большой круглый зал, залитый мягким светом, что лился из стандартных лампочек навесных плит потолка. В центре стоял банковский терминал.

Я подошел к нему. Вставил карту в терминал. Агрегат заурчал, словно пережевывал мою карту. Потом выплюнул ее обратно.

-- Что вы намерены сделать? -- раздался голос из невидимых динамиков.

-- Погасить долг, -- повторил я свою короткую литанию.

-- Полностью? -- уточнил голос.

-- Да!

-- Сумма вашей задолженности сейчас высветится на экране терминала.

По экрану прошла странная рябь, затем высветились цифры.

Той наличности, что я привез, хватало.

-- С учетом того, что вы добровольно прибыли для возврата кредитной задолженности, Банк погашает часть вашей процентной задолженности! -- в тишине голос прозвучал как-то даже торжественно.

Я снял кроссовки, затем носки. Наслушавшись историй о шмонах, которые устраивают бойцы террбатальонов на границе, я разделил сумму на две части и спрятал ее в носках.

Терминал заглатывал купюры, словно изголодавшийся по целлюлозе робот. 500 гривен, 1000 гривен, 1500 гривен ... Я не следил на временем, скармливая Банку вместе с деньгами остатки своей злости, ненависти, потерь и страданий.

Я возвращал долг.

После отданной последней купюры терминал погас. Свет мигнул, потом еще раз.

-- Благодарим за ответственность, надеемся, что наше сотрудничество возобновится! -- в зале вновь родился голос.

-- Сильно сомневаюсь! -- заявил я и развернулся к выходу.

Мне показалось или вслед таки-прозвучал сдавленно ироничный смешок?

Обратную дорогу я практически не помню. На автомате из числа оставшихся денег отдал воителю 300 грн и сел на заднее место. Поднялась температура, меня знобило. В Луганск мы приехали ближе к 16.00.

Я шел по улице и с удивлением наблюдал за большими группами людей. Это было какое-то коллективное помешательство. Люди шли радостные, расслабленные.

-- Эй, народ, что случилось? -- спросил я.

-- С днем города! Ты что -- не в курсе? -- ответила мне одна девушка.

***

Я зашел домой, разулся, прилег на диван. Укрылся одеялом. Молча наблюдал, как в комнату затягивается темнота. И вдруг словно ослеп -- сноп электрического света залил комнату. По кварталу раздался дружный вопль "Ура!".

Поставил на зарядку телефон. Электричество было недолго. Успел зарядить телефон и нетбук.

Через три дня вернулась моя семья.

Через две недели по вечерам тонкой струйкой из крана стала течь вода.

В город возвращаются люди. Я нашел работу.

Вчера пришла СМС-ка "Ваши деньги снова ваши. Тратьте, сколько хотите!".

Варвара Мелехова

Дым и пламень Донбасса. Надежда

Рассказ

Где-то вдалеке снова загрохотали привычным ревом Грады. Хотя каким привычным? Разве можно к этому привыкнуть? Нет, к войне не привыкают. Только  душа черствеет от вида постоянных разрушений, от  невыговоренной боли и  невыплаканных слез, от того, что смерть слишком часто засматривается и на вас, а менее везучих и вовсе забирает с собой. 

Еще совсем недавно внезапная смерть была возможна только от колес автомобиля, какой-нибудь досадной случайности или сердечной болезни. Как можно привыкнуть к тому, что каждый день умирают простые люди: женщины, дети, старики. Те, кого принято считать беспомощным слоем населения, сейчас за свою жизнь  должны бороться. Или уехать.

Оставить все и уехать жить в другой город, другую страну. А ведь это "все" таит в себе не только квартиру, вещи, нажитые нелегким трудом, это "все" - это и есть вся жизнь, с рождения и до теперь. До того самого весеннего дня, когда их начали убивать. Она вот уехать не смогла,  и сейчас медленно умирает сама, глядя, как гибнет, такой бесконечно родной ей Город.

Снова Град. Инстинктивно она пододвинулась ближе к стенке. Посмотрела на людей вокруг. Несколько человек повернули головы в сторону взрывов, но из  очереди никто не ушел. Гуманитарную помощь старались выдавать, как можно быстрей. Но слишком много людей сейчас оказались заложниками пустых холодильников, закрытых магазинов, невыплаченных зарплат и пенсий. Отсутствие всех этих привычных для мирного времени составляющих и  гнало людей в очереди даже под обстрелом. 

Говорят, выбор есть всегда. Но почему-то в последнее время он превратился в муку. Умереть от голода или от взрывов; уехать из родного города, где есть для жизни все, кроме самого важного - мира, или остаться; сидеть в квартире или выйти на улицу, когда вдали слышны разрывы. Каждый день, каждая минута ставила перед выбором, и выбор этот часто становился роковым. Жизнь превратилась в выживание, все инстинкты обострились, а чувства порой притупились, потому что вынести это слишком сложно. Совсем не всякий человек может выдерживать день ото дня эту схватку со смертью. Первыми война меняла именно таких, самых слабых - был человек, а стало просто живое существо.

 - В некоторых районах Города, вроде бы, большинство магазинов работают, а  не как у нас. - Произнесла пожилая женщина, стоящая перед ней. - А правда это или нет, кто ж знает.

- Что тут скажешь, когда свет был, знали хоть какие-то новости, - вздохнул дедушка, который присел на бордюр, дав отдых свои уставшим ногам.

- Да что ж вам о магазинах бы рассказывали по телевизору? - с улыбкой легкого превосходства, спросила женщина.

- Вам бы, бабам, только о еде и думать. Может оно и правильно, конечно. Моя, помню, тоже спокойной не была, пока всех вокруг не накормит. А мне бы новости знать. Кто там в аэропорту нынче? Наши нет? Отбивают они их от города или как? Вот бы новости.